Но мне не было обидно от этого. Обида пришла потом.
Вернулся из школы, сижу за уроками, а сам в окно па то высокое дерево поглядываю. Вдруг вижу — соседский малый, сорванец, которого мы все Хромым зовем, лезет с топором к моему скворечнику. Я отворил форточку, крикнул в темноту что было сил:
— Оставь, Хромой, слышишь? Не смей, кому говорят!..
Я готов был выскочить босиком на снег (мать только что унесла подшивать мои прохудившиеся валенки), а Хромой, словно зная, что я бессилен помешать ему, спокойно творил свое черное дело.
Я не мог уже ни уроки готовить, пи есть, ни пить, ни даже слова сказать в гот ведер. Только никто не заметил этого; мать воротилась но скоро, и отец, как всегда, запаздывал.
Утром чуть свет в подшитых валенках кинулся я в сад. Рядом с моими вчерашними следами в снегу были глубоко впечатаны огромные следы Хромого. Подбежал я к дереву, поглядел вверх и замер от удивления — скворечник был па место.
Нет, думаю, тут что-то не так. Нашкодил, конечно, Хромой.
Снова пополз по стволу. Те же ветки, только в сто раз больше секли мне лицо и руки.
Подобрался к скворечнику и вовсе ничего понять не могу. Висит он оконцем на восток, точно как я его приладил вчера. А снизу голос;
— Ну, как? Все в порядке?
Я вздрогнул, глянул себе иод ноги и удивился еще больше: задрав голову, стоит у дерева и смотрит на меня Хромой.
— Слезай,— говорит,— приехали. Да не расшибись. Греха с тобой не оберешься.
Я спустился. Хромой деловито похлопал меня по плечу.
— А скворечники, между прочим, надо уметь строить. Чему только в школе вас учат?
— А что?
Оп протянул мне ладонь, на которой лежало несколько кривых ржавых гвоздей:
— Вот. Из твоего скворечника вытаскал. Забивать-то надо с умом, не насквозь, а то всех скворцов перекалечишь. Понял?
|