|
Пчела приехала с нами в город воскресным вечером. Забившись в раструб белого гладиолуса, она терпеливо сидела там всю дорогу, дала знать о себе, только очутившись в шумной квартире. Тревожно зазвенела, заметалась вдоль стен и вдруг снова исчезла в глубоком чреве цветка.
Мы не стали ее трогать. Поставили вазу с букетом возле открытого окна — завтра улетит, как только явится солнце.
 В понедельник, не вспомнив про пчелу, я ушел на работу, а в самый разгар дня мне позвонили пз дома.
— Она обратно просится,— услыш и я в трубке голос дочери.
— Пчела? Ну что ж, пускай к своим добирается.
— Она не летит.
— Почему?
— Дождя, наверно, боится.
— Тогда дай ей свой зонтик.
— Нет, правда?
— Беда мне с вами! Ну ладно, вечером что-нибудь вместо придумаем.
Я вернулся домой поздно, когда Иринка, переделав все уроки, уже спала. Лицо ее даже во сне было озабоченным.
Я подошел к вазе, легонько качнул ее — на стол выплеснулось несколько капель воды. В глубине букета раздалось недовольное ворчание, по тут же стихло.
Утром вокруг вазы засуетилась вся квартира. Кто-то сказал:
— Пчела — это к добру.
Кто-то усмехнулся:
— Да, да! Вот вцепится в кого-нибудь, это уж точно.
Дождь ужо давно кончился, по пленница паша по прежнему не желала никуда улетать. Выползет на минуту из цветка, удивленно осмотрится — и обратно.
— Привыкает,— решил я.
— Заболела,— возразила Иринка.
— Заболела?
— Да. По дому скучает.
— Что же делать?
— Придется обратно ее везти. Сама пи за что не долетит — видишь, как расхандрилась.
Пчела прожила у нас всю неделю. Около вазы с букетом был выставлен целый сервиз из розеток и блюдечек — с водой и вареньем, с медом и даже с молоком. Только мы ни разу не видели, чтобы пчела притронулась к этим яствам.
| 
