С Ниной Жвання я познакомился у своих друзей на подмосковной даче прошлым летом. Нина была художницей и каждое утро отправлялась рисовать пейзажи. Мне с первого же дня пришлось но душе увлеченье грузинской гостьи.
Нина выходила из дому еще по росе. Я бодро вышагивал следом, помогая тащить громоздкий брезентовый зонтик, раскладную скамеечку о трех ножках, желтый этюдник, до отказа набитый кисточками и красками.
Рисовала Нина отлично.
Беззаботно и весело слоняясь но лесу, я бродил вокруг того места, где расположилась художница, и все время заглядывал через ее плечо па березку, которая иод быстрой кистью с каждой минутой становилась все белее и прекрасней.
— Вам хорошо здесь? — опросил я как-то Нину, залюбовавшись ее работой.
— О! У вас тут чудесная прелесть! — воскликнула художница и вдруг удивленно прислушалась к собственным словам.— Что это я оказала такое? Чудесная прелесть?
— Да, именно так и сказали. Нина сокрушенно вздохнула:
— Как плохо я говорю по-русски! Такого масла масляного вам, конечно, еще не приходилось слышать?
— Я всю жизнь занимаюсь языком, по впервые понял, что тавтология, в сущности, прекрасная вещь. Просто прелесть!
— Чудесная?
— Чудесная прелесть! Мы расхохотались так громко, что лес вокруг зашумел, зааукал.
— А что же вам нравится больше всего? Нина посмотрела на меня широко раскрытыми глазами.
— Ну, не стесняйтесь, не стесняйтесь, ведь мы свои же люди...
— «...И пусть нам общим памятником будет построенный в боях социализм»?
— Вот видите, говорите, что плохо знаете русский, а русского поэта наизусть помните.
— Маяковский все-таки родился в Багдади.
— А вы?
— Я в Вардзии.
— Это, наверно, очень красивое место?
— Очень.
— Еще красивей Подмосковья?
— Мне трудно сравнивать. Тут все так живописно, так поэтично и ново. А березы, березы!..
— Они-то больше всего и понравились? Признавайтесь.
|