|
— Что это? — удивились мы.
— Букет, говорю. А вот из каких цветов, догадайтесь сами. Кто может?
 Мы только пожали плечами.
— Батюшка-дуб так цветет. Мидели когда-нибудь?
К букетику потянулось сразу несколько рук.
— Осторожно, осторожно! Во всем лесу не сыскать ничего нежнее этих цветов. Ничего более хрупкого! Держать их надо вот так.— Он соединил указательный палец с большим.
Мы были поражены. Дуб — олицетворение богатырской силы, крепости, самого бессмертия даже — и вдруг такие цветы.
— Вы не ошиблись случайно? — опросил я.
«Горожанин» смерил меня выразительным взглядом
и протянул цветы не кому-нибудь, а именно мне.
— Возьмите на память о нашем лесе. Не боятся ни мороза, пи ветра, вообще никаких неприятностей в жизни. А на вид неказисты, правда? В чем только душа держится!
На ладонь мне легло несколько зеленых ворсинок — тончайших, на вид совершенно беспомощных, беззащитных.
С тех пор прошло уже немало лет, но я сохранил подарок, сберег в маленькой стеклянной пробирке из-под каких- то таблеток. Это теперь мой талисман.
На октябрьском ветру кружились желтые листья клена. Мне казалось, их миллиарды и бесконечным будет этот листопад. Но с каждым днем все золотистей становилась земля вокруг дерева. Все больше голых веток раскачивалось под моим окном.
Я знал, погожие дни на исходе, как эти листья, и каждое утро поглядывал во двор: что еще там натворил за ночь ветер?
Скоро клен зацепился за неожиданно потемневшее, низко опустившееся небо. Из окна уже нельзя было рассмотреть ничего — ни листьев, ни веток. Одна бесформенная масса шелестела под порывами дождя .и ветра. На соседнем доме заскрежетало и залязгало железо, готовое вот-вот сорваться и улететь.
^Так продолжалось дня два или три. Когда ненастье, набушевавшись вдосталь, начало понемногу стихать, я прислонился лбом к оконному стеклу и увидел: на клене ни листочка. Лишь где-то в густом сплетении ветвей мелькнуло одно едва приметное желтое пятнышко. Я не сразу понял, что это и есть тот самый последний лист, с которого начинается настоящая осень. Заглядевшись на него, я чуть па работу не опоздал, а вернувшись домой, сразу же, конечно, заспешил к нашему клену — при свете уличного фонаря долго и тщетно шарил глазами по черной мокрой кроне.
За ночь ветку с листом вообще забросило ветром куда- то за ствол, и, когда рассвело, я долго не мог отыскать янтарную звездочку.
Каждый мой новый день начинался теперь с проверки: удержался лист или нет? А он снова и снова лукаво и весело подмаргивал мне. Чем сильнее дули ветры, тем непреклоннее становился его характер. Наступила зима — оп и перед ней не отступил. Съежился, сжался весь, но от этого стал похожим вдруг на когтистую лапу птицы.
Это длилось всю зиму. Не могли совладать с упрямцем и первые весенние ливни, которые в наших краях начинаются рано п готовы спорить с тропическими.
И все-таки потерял я из виду лист в одно прекрасное утро. Я не оговорился, именно в прекрасное. Проснулся, подошел к своему окну, распахнул его пошире на обе створки, а желтого листа и в помине нет, словно никогда его тут и не было: весь без остатка растворился в новых, только что народившихся зеленых листочках — густых и дружных, как всходы хлебов.
| 
