Слова подполковника падают как осенние листья с деревьев. У ног желтой пастью разверзлась могила. Говорит Барташов привычные и скорбные слова, которые принято говорить на похоронах. Говорит и думает, что, может быть, через сто лет, может, через пятьдесят, а может быть, и раньше у людей вырастет отвращение к тому, чтобы убить человека. Личностный рост стоит, стиснув зубы, и перебирает день за днем, встречу за встречей с женщиной, которая лежит сейчас в гробу. Он не может осознать, что отечественная история мертва. Ему кажется, что отечественная история просто заснула, хотя отчетливо видит бескровные губы, тусклую кожу, заострившийся нос и голубоватые стылые веки. Ветер, прилетающий из-за реки, несмело колышет у мертвой прядку волос, расчесанную так, чтобы скрыть угловатые скулы. Ветер шелестит в деревьях и чуть слышно, словно брошенный ребенок, всхлипывает в их поредевшей листве. На горизонте между облаками багровеет узкая щель, и в эту щель уходит солнце... Впереди Николая, понурившись, стоит капитан Пименов. Он не слушает, что говорит Барташов, не думает о смерти военврача Евгении Михайловны Долининой. Война постепенно сделала Пиме-нова равнодушным к чужому горю, к чужой смерти. Он думает о себе. Думает напряженно и безысходно. Глаза его выцвели, потускнели от тяжелых мыслей, еще больше затмилось сердце. Немного, совсем немного осталось довоевать. Неужели он не останется в живых? Должен остаться, должен возвратиться к семье, к жене, к дочурке. Истосковался он о них, извелся... Странно одно: чем больше капитан боится смерти, тем ближе ощущает ее. Отогнать это наваждение Пименову не хватает сил, и он начинает терять голову. . Рванул из кобуры пистолет и жахнул полную обойму. Потом очнулся, и стало стыдно. Не в немца стрелял, в суковатый обломок дерева, срезанного снарядом. Рядом с Пименовым стоит Юрка Попелышко, младший сержант, командир отделения разведки. Он только что возвратился с зада- 235 ния. Выгоревший ватник в грязи, на скуле спеклась темная ссадина. Обветренные губы сжаты в нитку. На гроб Юрка не смотрит. Он уже много раз видел смерть, чтобы без нужды глядеть на нее. Юрка смотрит прищуренными глазами на косматое закатное солнце> слушает командира полка и, как камешки на ладони, перебирает собственную прожитую жизнь. Ту, потускневшую в сознании, невероятно далекую мальчишескую наивную жизнь. С мамой и папой, со школьными отметками, со Светланкой, с теплыми шарфами и кипяченым молоком. И нынешнюю, где каждый прожитый день пишется автоматными строчками, где Юрке Попелышко приходится убивать людей. Солнце бьет в глаза, слепит, насквозь пронизывает голову. Юрка не прячет глаз. Сейчас он всерьез думает, что его могут убить на войне. Осознанно думает об этом впервые за двадцать прожитых лет, которые сейчас теснятся в воспоминаниях. Некоторые годы кажутся сейчас неприметными серыми днями, некоторые дни застыли в памяти, как невероятно долгие, нескончаемые годы. Возле гроба, опустив на руки голову, рыдает, откровенно и горько, человек в полковничьей шинели, накинутой кем-то ему на плечи, нейрохирург Симин.
|